Сервис может содержать контент, не предназначенный для несовершеннолетних, в том числе упоминающий о наркотических средствах, психотропных веществах и их аналогах, незаконное потребление которых причиняет вред здоровью, их незаконный оборот запрещен и влечет установленную законодательством ответственность.
©2025, ООО «Звук» является аккредитованной ИТ-компанией, ОКВЭД 62.01: разработка программного обеспечения. ПО ООО «Звук» состоит в реестре отечественного ПО: №16328 от 23.01.2023. В Сервисе применяются рекомендательные технологии в соответствии с

Правилами

Подкаст Исторические хроники с Николаем Сванидзе

Исторические хроники с Николаем Сванидзе

Подкаст  ·  1 июня  ·  43 мин

Исторические хроники. 1958 год. Стрельцов и Пастернак

Эпизод подкаста Исторические хроники. 1958 год. Стрельцов и Пастернак

Слушать эпизод

Исторические хроники. 1958 год. Стрельцов и Пастернак

Исторические хроники с Николаем Сванидзе
Авторская программа историка Николая Сванидзе на Радио «Комсомольская правда» [аудио]. Выпуск от 2016-06-01 22:05:00. Ведущие: Николай Сванидзе, Иван Панкин. Год 1958. 18 марта в Москве открывается Первый Международный конкурс исполнителей имени Чайковского. Победителем среди пианистов становится Ван Клиберн. Он играет Чайковского и Рахманинова. Страна так долго находится под впечатлением от игры молодого американца, что не замечает другого события, в том же марте 58-го года. 28 марта Хрущев снимает Николая Булганина с поста председателя Совета Министров. Булганин в 57-м входил в, так называемую, антипартийную группу Молотова, Маленкова и Кагановича. Эта группа была разгромлена Хрущевым на июньском Пленуме 57 года. Булганин, также как некоторые другие в прессе тогда не упоминался, чтобы не создавать ощущения многочисленности оппозиции Хрущеву в высшем руководстве. В марте 58-го Булганин отправлен в отставку. С этого времени Хрущев - фактически и официально обладает всей полнотой власти в стране. Он не только первый секретарь ЦК, но и глава правительства. 58-й год - переломный для Хрущева. Так считают сторонники Хрущева во власти и просто близкие ему люди. Член Президиума ЦК с 61 года Воронов говорит: "В 58-м берет верх стремление закрыться в узком кругу людей, некоторые из которых потакали его худшим склонностям." Микоян, активный сторонник Хрущева и на XX съезде, и в борьбе с Молотовым, отмечает: " Он почувствовал вкус власти, ввел своих людей в президиум и решил, что может ни с кем не считаться, что все будут только поддакивать." Личный переводчик Хрущева, а затем его помощник по внешней политике Олег Трояновский считает, что перемены начались в 57-м с исчезновением последней явной оппозиции Хрущеву. Наконец, дочь Хрущева Рада вспоминает: "Раньше он выслушивал других, даже если те и не соглашались с ним. Теперь он говорит: "Хватит! Надоели эти разговоры. Слушать их не хочу." Сам Хрущев в воспоминаниях так напишет по поводу сосредоточения всей власти в собственных руках: "Сказалась моя слабость, а может быть, подтачивал меня внутренний червячок, ослабляя мое сопротивление". Финал его власти будет отмечен страшным эпизодом. Двенадцатилетний психически больной мальчик убил утюгом спящих родителей. Об этом случае информируют Хрущева. Хрущев приказывает: "Мальчика расстрелять". Во-первых, без суда и следствия. Во-вторых, нарушение действующего Уголовного кодекса. В Колонном зале в те дни проходит торжественное заседание. Председатель Верховного Суда Горкин просит председателя президиума Верховного Совета Брежнева, воспользовавшись хорошим настроением Хрущева, отменить приказ о расстреле мальчика. Брежнев идет к Хрущеву, через пять минут багровый, возвращается и произносит: "Никогда больше не обращайтесь ко мне с такими просьбами". Психически больного ребенка расстреляли. Этот мальчик будет в конце хрущевской карьеры. До него были фигуры разного масштаба, принадлежащие к разным социальным слоям, по разным причинам вызвавшие карательную реакцию разной степени. По сталинским меркам - пустяки. Но это снова реакция единоличной неограниченной законом власти. На самом деле жесткую репрессивную инициативу Хрущев начинает проявлять до 58 года. Начинается это в 56-м, в год ХХ-ого съезда, который осудил культ личности Сталина и породил большие иллюзии даже в сознании людей опытных и многое понимавших. Весной 56-го, сразу после 20 съезда Борис Пастернак отдает в Гослитиздат, журналы "Знамя" и "Новый мир" рукопись своего романа "Доктор Живаго". Оттепельная весна 56-го кажется Пастернаку реальным временем для выхода романа. Журналы тянут с ответом. Слух о романе Пастернака по интеллигентской Москве уже ходит. К тому же еще в 54-м году стихи из романа были опубликованы с уточнением, что они из "Доктора Живаго" . В мае при посредничестве итальянских коммунистов в СССР начинаются разговоры о возможности публикации романа в Италии. Наконец, в сентябре редколлегии московских журналов определяются с позицией. Они расценивают роман как антисоветский и отказывают в публикации. Константин Симонов, бывший главредом "Нового мира", говорит: "Куда умнее напечатать роман в Союзе, чем делать его пропагандистской добычей на Западе". Тем не менее, Пастернаку направляется письмо с отказом. Но Пастернак к этому времени уже передал рукопись в Италию, а потом и в Польшу с одной из делегаций, побывавшей в Переделкино. Отправка рукописи за границу - шаг, невероятный для советского писателя. Этот шаг нельзя назвать жестом отчаяния: Пастернак прожил всю жизнь в СССР и знавал большие поводы для отчаяния. Стремление издать "Доктора Живаго" на Западе - это вольность, порожденная 20 съездом. Пастернак в 56-м полагает, что эта вольность не сопряжена теперь с угрозой для жизни. Власть, ошарашенная поступком Пастернака, ведет себя нехарактерно. По указанию из Президиума ЦК на уровне отдела культуры ЦК и силами Союза Писателей Пастернака уговаривают вернуть рукопись романа в СССР. 7 января 57 года Гослитиздат заключает с Пастернаком договор на издание "Доктора Живаго". Пастернак в ответ должен убедить итальянского издателя Фельтринелли остановить издание и выслать рукопись. Гослитиздат готовит соответствующий текст телеграммы для подписи Пастернаку. Пастернак телеграмму не подписывает. В феврале 57-го Пастернак отправляет в Италию телеграмму с просьбой задержать публикацию романа на полгода до выхода "Доктора Живаго" в советском издании. Выход романа в СССР переносится с месяца на месяц, - в результате в конце 57 года "Доктор Живаго" издается в Италии. Отдел культуры ЦК требует, чтобы Пастернак встретился в Доме дружбы с иностранными журналистами и выразил протест по поводу выхода его романа в Италии. Пастернак отказывается. Однако встреча с иностранными журналистами состоится. У Пастернака на даче в Переделкино. Пастернак скажет: "Я сожалею, что мой роман не был издан у нас. Моя книга подверглась критике, но ее даже никто не читал". Слова Пастернака опубликует газета "Монд". Всего этого при Сталине, конечно, быть не могло. Это действительно оттепель. В Европе начинается кампания по выдвижению Пастернака на Нобелевскую премию. Чтобы не допустить издания романа в других странах, в Париж командирован поэт Сурков. Писателя Панферова, который в это время лечится в Оксфорде, обязывают препятствовать изданию "Доктора Живаго" в Англии. Ни Сурков, ни Панферов успеха не добиваются. На Нобелевскую премию в 58-м Пастернака выдвигает нобелевский лауреат 57 года писатель Альбер Камю. 23 октября 58 года Пастернаку присуждают Нобелевскую премию. Он приглашен в Стокгольм на вручение 10 декабря. Пастернак шлет в Нобелевский фонд телеграмму: "Бесконечно признателен, тронут, горд, удивлен, смущен". Власть в Москве, однако, не считает, что Нобелевская премия Пастернаку - это признание величия русской литературы и повод для национальной гордости. Напротив. Уже на следующее утро начинается осада Пастернака с тем, чтобы он отказался от Нобелевской премии. Год 1958. 23 октября Пастернаку присуждают Нобелевскую премию. Начинается осада Пастернака. Утром 24 октября на переговоры с Пастернаком отправлен писатель Федин, сосед Пастернака по даче. В это время у Федина на даче сидит и ждет начальник отдела культуры ЦК Поликарпов. Федин грозит Пастернаку карательными последствиями, говорит, что уже завтра пойдет кампания в прессе. Пастернак отвечает, что не откажется от оказанной ему чести. После ухода Федина Пастернак идет советоваться к соседу, писателю Иванову. Иванов под впечатлением от прихода Федина, но говорит, что Пастернак достоин любой премии. К Пастернаку приходит с поздравлениями Чуковский с внучкой. Тут же в доме - журналисты западных газет. Мудрый Чуковский советует Пастернаку поехать к секретарю ЦК Фурцевой. Пастернак не едет, но пишет Фурцевой письмо: "Мне кажется, что честь оказана не только мне, а литературе, к которой я принадлежу. Кое-что для нее, положа руку на сердце, я сделал. Я не предполагал, что все будут решать топором". Это письмо не отправлено. В тот же день 23 октября 58 года к вечеру Пастернаку вручают повестку на заседание правления СП по вопросу "О действиях члена СП СССР Б.Л. Пастернака, не совместимых со званием советского писателя". Заседание должно было состояться на следующий день, но его передвигают на 27 октября. Надо провести определенную подготовительную работу, чтобы не было неожиданностей. Как ни как, речь идет о Нобелевской премии. Нужно, чтоб никто из советских писателей не дрогнул. Год 1958. 25 октября в Литературной газете появляется редакционная статья "Провокационная вылазка международной реакции", а в "Правде" - статья Заславского "Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка". Речь идет о Пастернаке. Это традиционная советская политическая кампания. Ее задача - сформировать массовое общественное мнение. Главный канал для этого в 58- м году - по-прежнему газеты. Хотя телевидение в конце 50-х уже существует. В 58-м количество телевизоров в стране превысило миллион. По телевидению уже транслируют футбольные матчи. 27 октября в Белом зале Союза писателей начинается собрание по делу Пастернака. Зал набит битком. Пастернака нет. Более того, он присылает в президиум заседания совершенно независимое по духу письмо, которое зачитывают и которое встречено с гневом и возмущением. Председательствует писатель Тихонов. Докладывает писатель Марков. Выступают писатели - давние поклонники творчества Пастернака. Все клеймят и роман, и автора. Писатель Ажаев: "Мы с презрением осуждаем это убогое копеечное сочинение". Писательница Николаева: "Этот человек не должен жить на советской земле. Так поступим же с ним так, как мы поступаем с врагами". Заседание идет почти целый день. Накануне на партгруппе Твардовский и неожиданно Грибачев выступили с отличным от общего мнением. Твардовский предлагал вспомнить, "сколько раз нужно отмерять и сколько отрезать". Грибачев ссылался на возможный вред в международном плане. 27 октября 58-го года постановление о лишении Пастернака звания советского писателя и об исключении его из СП принято единогласно. Но 26 писателей, сославшись на разные причины, на заседание не пришли. И это для них не имело никаких последствий. В постановлении говорится: "Учитывая политическое и моральное падение Б. Пастернака, оплаченное Нобелевской премией в интересах разжигания войны, лишить Б. Пастернака звания советского писателя". Постановление публикуется в "Литературной газете" и "Правде". Дальше газеты печатают возмущенные отклики граждан со словами "предательство", "отщепенец". По распоряжению ЦК к Пастернаку присылают врача, чтобы пресечь возможную попытку самоубийства. 29 октября, через день после заседания Пастернак отправляет в Стокгольм телеграмму: "В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ." Другой телеграммой Пастернак уведомляет о своем отказе Отдел культуры ЦК. Травля не прекращается. Первый секретарь ЦК комсомола Семичастный в присутствии Хрущева произносит речь, в которой говорит, что Пастернак хуже свиньи, потому что та "не гадит, где ест и спит". По воспоминаниям Семичастного именно Хрущев продиктовал ему эти слова. А так же приказал сказать, что советское правительство не будет стоять у Пастернака на дороге, если "он так жаждет подышать воздухом свободы, что ради этого готов покинуть родину". 31 октября 58 года Московское отделение Союза писателей обращается в Президиум Верховного Совета с просьбой о лишении Пастернака гражданства и о высылке его из СССР. Граждане в общей массе поддерживают травлю Пастернака. Из информации Московского городского комитета КПСС. Аппаратчик Дорхимзавода тов. Молоков: «Пастернак хуже, чем враг. Это гнойник. А гнойники рвут с корнем». Прядильщица фабрики им.Фрунзе, комсомолка Валя Бобракова: « Стихи Пастернака знают немногие. А те, кто их читал мало в них что понял. Он писал для людей, которые выродились в нашей стране. А для нас его идеи чужды». Кандидат технических наук, преподаватель Института народного хозяйства тов.Зайцев:» Присвоение ему Нобелевской премии является свидетельством того, чьи интересы выражает этот разложившейся буржуазный интеллигент». Слесарь-механик 2-го часового завода тов. Сучатов: » Мы не читали романа Пастернака, но Пастернаку нет места в нашей среде». На защиту Пастернака встают всемирно-известные писатели : Хемингуэй, Стейнбек, Пристли, Грем Грин, Олдос Хаксли, Соммерсет Моэм. Наконец, Хрущеву звонит Джавахарлал Неру. Хрущев отказывается от идеи выслать Пастернака. Но Пастернаку навязывают для подписи тексты обращений к Хрущеву и в газету "Правда". Они опубликованы 2 и 6 ноября 58 года. Евгений Пастернак, сын поэта, пишет: "Никоим образом нельзя причислять эти обращения к кодексу текстов Пастернака". Письмо в "Правду" завершается словами: "Излишне уверять, что никто ничего у меня не вынуждал, и что это заявление я делаю со свободной душой, с гордостью за время, в которое живу, и за людей, которые меня окружают". После публикаций обращений Пастернака международный скандал затихает. Теперь власть переходит к действиям на бытовом уровне. Гонорары за переводы Пастернаку не выплачиваются. Договоры расторгаются. Типографские наборы рассыпаны. Спектакли по пастернаковским переводам Шекспира и Шиллера сняты из репертуара театров. Жить не на что. Пастернак пишет начальнику отдела культуры ЦК Поликарпову: "Я понимаю, я взрослый, что я ничего не могу требовать, что против движения бровей верховной власти я козявка, которую раздавить, и никто не пикнет. Но зачем Министерство иностранных дел дает заверения, что я получаю заказы на платные работы. Я бессовестно лгал под вашу диктовку не затем, чтобы мне потом показывали кукиш." 21 января 59 года Пастернак пишет Хрущеву: "Я примирился с сознанием, что ничего из написанного мною самим никогда больше не будет переиздано и останется неизвестным молодежи. Но благодаря знанью языков я еще и переводчик. Я не думал, что эта полуремесленная деятельность, служащая средством заработка, будет мне закрыта." Газеты взахлеб писали, что Пастернак получил миллионы за изданный в Европе роман. На самом деле он занимает деньги на жизнь. Тем временем советская структура под названием Иностранная юридическая коллегия сообщает Пастернаку, что у него на счетах в Швейцарии и Норвегии действительно большие суммы от издания романа. Пастернак просит у отдела культуры ЦК разрешения на получение некоторой суммы с обязательством передать часть денег в помощь престарелым писателям. В ответ от Пастернака требуют отказаться от всех гонораров, но перевести их полностью в Москву и передать их в официальный Советский комитет защиты мира. То есть отдать их той власти, которая его травит. Пастернак начинает писать пьесу о России времен крепостного права. Название пьесы "Слепая красавица" - символ исторического образа России. Пастернак начинает писать пьесу летом 59-го. А в 60-м он умирает. Драма с Пастернаком - это и есть "оттепель". Пастернак, передав рукопись "Доктора Живаго" за границу, совершает акт, невозможный в недавние сталинские времена. Более того, он не усматривает в своем поступке угрозы для жизни и даже для свободы. Он находится под впечатлением антисталинского доклада Хрущева на XX съезде и искренне полагает, что власть изменилась. Власть действительно изменилась. Она не ставит Пастернака к стенке, не арестовывает. Она допускает к нему иностранных журналистов, которые пишут о происходящем. Власть позволяет Пастернаку не явиться на заседание, где его разносят и исключают из Союза писателей. Писатели, которые не хотят участвовать в травле Пастернака, могут также не являться. Без последствий. Но большинство является. И ведет себя так, как при Сталине. Однако власть не намерена сгноить Пастернака в лагере, как Мандельштама, а предлагает выслать за границу. Советские писатели поддерживают это предложение, но оно неожиданно. Это – полная неожиданность. Многие советские писатели, представляя себе гонорары Нобелевского лауреата Пастернака, в душе завидуют перспективе высылки, безбедной жизни и работы за границей. Но тут заступается западная общественность, чего не могло быть при Сталине, и Пастернак остается на родине. Хотя, как при Сталине, его заставляют каяться и признавать ошибки. Но ведь оставляют дачу и разрешают писать за границу. Правда, Пастернак вскоре умирает. Это и есть "оттепель". Хрущев через несколько лет после смерти Пастернака рассказал Эренбургу, что прочитав "Доктора Живаго", с изумлением не нашел там ничего контрреволюционного. Меня обманули, - сказал Хрущев. В воспоминаниях Хрущев скажет, что виноват Суслов. Хрущев напишет: Что особенного произошло бы, если бы "Доктора Живаго" опубликовали? Да ничего". А Твардовскому в одном из разговоров он сказал: "Лучше нам плохое, лакировочное, но наше, чем талантливое, но не наше". В воспоминаниях Хрущев продолжает: "Говорят, что у нас нет цензуры. Это чепуха! Болтовня для детей". 28 июля 58 года в Москве открывают памятник Маяковскому. После официальной церемонии открытия желающие из публики читают стихи. Это не запланировано. Это всем нравится. Люди начинают собираться здесь почти каждый вечер. Читают стихи забытых и убитых поэтов. Идут дискуссии о литературе. Это уже почти клуб. Власть обращает внимание на самодеятельность в центре Москвы и прикрывает собрания. Площадка у основания памятника станет, пожалуй, главным оттепельным символом. Новые лица поэзии - Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Ахмадуллина, Окуджава - навсегда останутся связаны с этим символом. Хотя, строго говоря, знаменитые кадры их выступлений относятся к 59 году. Они выступают в годовщину гибели Маяковского уже после запрета на свободу собраний возле памятника поэту. Евтушенко полугодом раньше, в ноябре 58 года отказался участвовать в травле Пастернака. Вознесенский в 14-летнем возрасте отправил Пастернаку свои стихи и был принят в доме Бориса Леонидовича. Пастернак для него кумир и камертон - на всю жизнь. Когда Вознесенский и Евтушенко читают стихи у памятника Маяковскому, неподалеку дежурят сотрудники КГБ. В 1956-м наша сборная по футболу выигрывает Олимпиаду в Мельбурне. Стрельцов не играл в финале. Он забил свой гол в полуфинальной игре с болгарами. А на финальный матч его не поставили. У Иванова - травма колена, он играть не может, сыгранной пары форвардов нет. В финале ставят полностью спартаковское нападение. Медалей отчеканено одиннадцать. Кто не играл в финале - медаль не получает. После награждения прославленный спартаковский центрфорвард Никита Симонян в раздевалке протягивает Стрельцову свою золотую медаль со словами "Она твоя. Эдик". Стрельцов отказывается: Симоняну - тридцать, ему - девятнадцать, и он еще получит свою олимпийскую медаль. Он ее никогда не получит. В его жизни больше не будет Олимпийских игр. После Олимпиады в Мельбурне в честь наших олимпийцев в Кремле Хрущев устраивает прием. На этом приеме секретарь ЦК КПСС Фурцева предлагает Стрельцову познакомиться с ее дочерью, а он откажется: "Мне никого, кроме моей Алки не надо". Сразу заговорили, что Фурцева обиды не простит. Тогда же, после Мельбурна, пойдут разговоры о том, что Стрельцов с Ивановым переходят в один из суперклубов. Их действительно заманивали в ЦСКА. Сначала силой, решив попросту забрать в армию. Потом предлагают отдельные двухкомнатные квартиры, что в 56-м, когда страна жила еще в коммуналках, было сильным ходом. Но Стрельцов с Ивановым отказались, остались в «Торпедо». А начальство ЗИЛа само жилплощадью их обеспечило. В "Спартак" Стрельцова тянуло. Но пойти на то, чтобы выдавливать из "Спартака" тридцатилетнего Симоняна, Стрельцов не мог. Это было не стрельцовском характере. Звали Стрельцова и в "Динамо". И не кто-нибудь, а сам Яшин. Через два года в отказе Стрельцова от перехода в "Динамо" многие будут усматривать одну из причин того, почему приговор Стрельцову сходу летом 58-го вынесет сам Хрущев. Будут считать это местью КГБ. "Динамо" по традиции ведомственный спортивный клуб ОГПУ-МГБ-КГБ. И лагерная судьба спартаковцев братьев Старостиных - подтверждение тому, что соперничество с "Динамо" могло иметь соврешенно неспортивные последствия. Но все-таки было в другую эпоху. Год 1958. Москва летом 58-го полна слухами о том, что произошло с гениальным футболистом команды "Торпедо" Эдуардом Стрельцовым. Он сидит в Бутырке по обвинению в изнасиловании, якобы совершенном 25 мая 58 года на даче в подмосковном поселке Правда. Ему двадцать один год. Он - звезда успешного советского футбола и звезда вообще, потому что футбол - самое массовое зрелище с послевоенных времен. И для мужчин, и для женщин. Футболисты первого ряда - как кинозвезды. Знаменитый вратарь Лев Яшин в интервью еженедельнику "Футбол" на вопрос о любимом блюде ответит: "Омар под майонезом". И добавит, что лучше всего его есть во Франции. Этим людям отпущена особая жизнь. Они ездят за границу. Они отлично одеты. Они не то, что стиляги. Стиляга - социальное явление середины 50-х. На самом деле это словечко появилось в конце 40-х в эпоху сталинской борьбы с космополитизмом и тлетворным влиянием Запада. Правда, тогда в массовом восприятии стилягами считались по-западному одетые дети советской номенклатуры, так называемая "золотая молодежь". Это обычный парадокс сталинской эпохи. Система борется с западным влиянием, а дети высшего чиновничества одеты не по-советски. Им - можно, другим - недоступно. Простые граждане, встречая их на столичных улицах, фиксируют и осуждают. Словечко "стиляга" - продукт городского фольклора времен позднего Сталина. Однако, как только Сталин умирает, с первым глотком свободы образ "стиляги" немедленно берется на вооружение как способ самовыражения. Первый незатейливый, интуитивный способ выделиться из общей массы, проявить индивидуальность в обществе, которое не знает, как распорядиться неожиданной свободой. Новая власть борется со стилягами в широких пиджаках и узких самострочных брюках, в ботинках на толстой самодельной подошве. С ними борется комсомол и даже молодой Василий Шукшин. По поводу стиляг у Шукшина жесткий спор тогда с Евтушенко. Футболисты сборной не стиляги. Они защищают честь страны. Им положено быть хорошо одетыми. Действительно по-западному. Что до Стрельцова, то у него от стиляг только кок. Как у Элвиса Пресли. Стрельцов поднялся быстро и рано. Начал в детской команде завода "Фрезер". Был самым маленьким по росту, но уже играл центральным нападающим, как и всю последующую жизнь. За одно лето вырос - и совсем мальчишкой перешел во взрослую команду завода. После игры футболисты собирались в кафе. Кормили его, давали денег на мороженое и отправляли домой. Он был маленьким. Он хотел играть в "Спартаке", но болел он за ЦДКА. Из-за того, что там был Бобров. А взяли Стрельцова в "Торпедо". За дублирующий состав сыграл всего четыре раза. Потом в шестнадцать лет - уже в основном составе. Первый гол на глазах у московской публики забил на стадионе "Сталинец", нынешнем "Локомотиве". Получил мяч, развернулся с ним, продавил защиту, мощно ускорился и вбил свой первый гол. В том матче Стерльцов сцепился с опытным защитником Локомотива Забелиным. Забелин этого не забыл. Когда «Торпедо» и «Локомотив» опять сойдутся на поле, Забелин выставит высоко ногу навстречу несущемуся Стрельцову. Потом Забелин будет рассказывать, что при столкновении его собственная нога стала вдавливаться внутрь, входить в тело, словно в футляр. Стрельцов легендарно могуч. Он движется к воротам на бешеной скорости. Защитник киевского "Динамо" Голубев однажды в отчаянии вцепится в стрельцовскую майку. Стрельцов потащит его за собой. Голубев волочится по траве, а затем взлетает до горизонтального положения в воздухе. Стрельцов с мячом и с Голубевым за спиной добегает до штрафной площадки и бьет. Мяч врезается в штангу. И тут возникает невесть откуда Валентин Иванов и забивает гол, доводя до логического конца фантастический рывок Стрельцова. Взаимопонимание и взаимодействие связки Иванов-Стрельцов тоже легендарны. И оба они говорили, что с первого совместного матча понимали друг друга так, как будто родились, чтобы сообща сыграть в футбол. Народ валом валит на стадион посмотреть на этот тандем форвардов. Игры суперклубов - Динамо, Спартак - с командой "Торпедо", с ее форвардами-звездами становятся и спортивным событием для знатоков, и шоу для миллионов. Иванов - виртуоз комбинаций, думающий, видящий, самостоятельный и партнерствующий. И Стрельцов - стягивающий на себя внимание всей защиты, таранящий ее или увлекающий ее за собой. При всей этой мощи раскрепощенный, незакомплексованный, щедрый, готовый отдать пас партнеру. В 54-м, когда Стрельцову семнадцать, рождается его знаменитый пас пяткой. У них с Ивановым тогда была ясная цель - забить Льву Яшину, стоявшему в динамовских воротах. Стрельцов вспоминает: "Вот иду я с мячом вдоль линии штрафной. Лева стал смещаться. Вся защита двинулась за мной. Кузьма за нами не двинулся". "Кузьма" - прозвище Иванова, производное от его отчества Козьмич. Стрельцов продолжает: "Я и не смотрю, но точно знаю, что Кузьма остался. С таким партнером всегда знаешь, что он в той или иной ситуации сделает, абсолютно ему доверяешь. И вот я мягко так откинул пяткой мяч Кузьме. Он прямо и влепил Яшину в динамовские ворота". А иногда Стрельцов просто стоит на поле, делает собственную долгую паузу в игре. Это вызывает бурю эмоций у зрителей, у специалистов, у матери, которая стирая форму сына, критикует его и не отстает с вопросом: "Чего же ты все время стоишь?" Стрельцов объяснится, но значительно позже. "Я мог отстоять и сорок минут, и сорок пять, но вот за каких-нибудь пять или даже за одну минуту включения в игру мог сделать то, что от меня требовали и ждали. За мячом, с которым я не мог что-либо конкретное сделать, я и не бежал, как бы там трибуны ни реагировали. Но за мячом, с которым знал, что сделаю для необходимого в игре поворота, я бежал уж ног не жалея, и к такому мячу редко опаздывал. Потом - у меня плоскостопие. Я обычно мог хорошо отыграть игру лишь в своем режиме". Это, несомненно, премьерская постановка вопроса, но и все сказанное Стрельцовым правда. Публика нервно реагировала на стрельцовские паузы, но он всегда оправдывал ожидание чуда. Его мать, спрашивающая "чего же ты стоишь?" - едва ли могла себе представить, как ее сын в минуты странного отстранения видит все происходящее на поляне, как оценивает ход и перспективу боя, чтобы потом врубиться в него и быть там, как рыба в воде. Это природный дар, проявившийся в спорте. Стрельцов был из бедной семьи. Едва ли он сумел бы проявить свои способности тактика в другой сфере. Дорога с завода в спорт сложилась сама собой. Во второй половине стрельцовской жизни его дар даже получит название - "видение поля". История, происшедшая со Стрельцовым в 58-м, в любом случае имеет две линии. Одна – несомненно, линия власти. Другая - чисто стрельцовская. Сообщество футболистов вне игры тогда очевидно не была пансионом благородных девиц, режим был не в моде. Собственно это не скрывали и от спортивного начальства. Когда председатель комитета по физкультуре и спорту Романов спросит защитника "Спартака" и сборной Масленкина, правда ли, что он и на сборах выпивает, Масленкин честно ответит: "Николай Николаевич, я в шахматы не играю, книг не читаю, что же мне тогда делать?" Александр Нилин, пишущий про футбол, любящий футбол и Стрельцова, много говоривший со Стрельцовым, напишет: "Не удержусь, добавлю от себя, что ни Сталин, ни Берия, ни Фурцева не виноваты в том, что мы не умеем пить". Стрельцов очень молодой человек, открытый, незлобивый, общительный и плохо пьющий. После Олимпиады он заслуженный мастер спорта. У него - Орден знак почета, тот, что в обиходе называли "Веселые ребята" по изображению на его поверхности. Награждение подразумевает вписанность в систему. Но Стрельцов пришел в футбол, когда сталинской руки уже не было. Он ничего не знал про систему, а она себя до поры до времени по отношению к нему никак не проявляла. Игрок сборной Стрельцов вне поля вел себя как обычный парень из подмосковного Перово. Когда к нему на трамвайной остановке на Крутицком валу привязался подвыпивший парень, потом ударил его кулаком в лицо, а потом побежал, Стрельцов рванул за ним. Вломился в какую-то квартиру в полуподвале, помял крышки на кастрюлях. Там его и забрала милиция, а потом выпустила. Он вел себя как парень из Перово, взлетевший на вершину. Система ему подыгрывала. Стрельцов с Ивановым опаздывают в ноябре 57-го на поезд в Лейпциг, где предстоит ответственная игра с поляками. Начальник управления футбола Антипенок вталкивает их в такси и начинает обзванивать железнодорожное начальство с просьбой остановить поезд. Поезд под Можайском останавливают, футболистов пересаживают. Стрельцов в Лейпциге забивает уникальный гол. В январе 58-го у входа в метро "Динамо" в пьяном виде Стрельцов связывается с милицией. Хлещет случайного гражданина своим удостоверением заслуженного мастера спорта. История возле метро "Динамо" обернется для него лишением звания заслуженного мастера спорта. На собрании в Спорткомите от собравшихся членов сборной спортивное руководство будет требовать согласия на устранение Стрельцова из команды. Но на это никто не пойдет. И тренер сборной Качалин, и авторитетные Яшин и Симонян в заключительных выступлениях скажут: "Да, лишить звания. И снять стипендию за членство в сборной. Но от сборной не отлучать». И это будет принято единогласно. Тем не менее, Стрельцова не берут на тренировочные сборы перед чемпионатом мира в Швеции, где ему предстоит играть. Год 1958. 2 февраля в "Комсомольской правде", которую редактирует зять Хрущева Аджубей, выходит фельетон про Стрельцова под названием "Звездная болезнь". У "Комсомольской правды" в это время фантастический тираж. Автор фельетона Семен Нариньяни - газетный волк еще с 40-х сталинских годов. Он отлично знает, что публика визжит при виде своих героев, и обожает, когда этих же героев топчут. Больше всего публика любит расправу. Автор пишет, что Стрельцов говорит: "Мне все можно. Я звезда". Пишет это, судя по всему, чтобы продолжить: "И какой только умник внедрил эту голливудскую аналогию в наш спортивный лексикон!" Особый блеск расправе придает то, что Нариньяни заядлый футбольный болельщик, который не мог не получать наслаждения от игры Стрельцова. Автор смело наезжает и на спортивное руководство, то есть не скрывает, что заказ он получил совсем не из спортивных структур, а из сфер гораздо более высоких. Легендарный радиокомментатор Вадим Синявский потом скажет: "Звали же Стрельцова в "Динамо" и армейский клуб. Заартачился. Чемпион… Чемпионы только в погонах спокойно спать могут. Вот и начали на него охоту". В любом случае фельетон на суперпопулярного футболиста накануне чемпионата мира - это серьезно. Стрельцов - гвоздь сборной. Если учитывать, что победы советских спортсменов рассматриваются как пропаганда преимуществ социалистического строя, то сборной по футболу лучше быть со Стрельцовым, чем без него. Хрущев едва ли в курсе происходящего со Стрельцовым. Хрущев не интересовался ни литературой, ни футболом. В 1957-м году Эдуард Стрельцов женился. Союзное футбольное руководство отреагировало: "Мы узнали, что перед этой ответственной игрой Стрельцов женился. Факт говорит о слабой воспитательной работе в команде "Торпедо". Но в "Торпедо" считали, что женитьба - к лучшему. До женитьбы Стрельцов был просто неуправляемым. Приходит со спартаковцем Огоньковым и его девушкой домой. Дома мать Стрельцова Софья Фроловна. Стрельцов в бешенстве, что мать не ставит на стол выпивку. В одних носках он убегает из дома в торпедовское общежитие. А Огоньков с барышней не уходят. Они ложатся в кровать Софьи Фроловны. Торпедовский доктор Егоров, который вроде как присматривает за Стрельцовым, убеждал мать Стрельцова, что после женитьбы тот успокоится. Но ничего хорошего из этого первого стрельцовского брака не вышло. На самом деле и пьянство, и драки, и хулиганство, - все, что называли нарушением режима, было и в других командах. Выносили выговоры с последним предупреждением. Терпение одного из тренеров лопнуло, и он обратился в вышестоящие инстанции с просьбой избавить его от сильно пьющих. На это он получил ответ: "Может быть, лучше вас убрать, они все-таки играют". Стрельцов, несмотря ни на что, весной 58-го был в отличной спортивной форме. По мнению знатоков, он был готов, как никогда. В "Комсомольской правде" опубликовано его покаянное письмо. В последний момент его включают в сборную, уезжающую на чемпионат мира. В ночь с 25 на 26 мая 58 года, после примерки новой формы в спецателье, Стрельцов будет арестован на даче летчика Караханова в подмосковном поселке Правда. Стрельцов обвиняется в изнасиловании. Информацию мгновенно доводут до Хрущева. Хрущев сходу произносит: "Посадить и надолго. Использовать на тяжелых работах". Следствие пойдет уже после этих слов, будет проведено с очевидными и многочисленными нарушениями и закончится приговором - 9 лет. Потом вдруг вспомнят давно закрытое дело о драке в чужой квартире в 57 году и добавят еще три года. Всего 12 лет. Стрельцов не оправдывался и уж тем более ни на кого не перекладывал вину. Было бы гораздо лучше, если бы в стрельцовской биографии не фигурировало обвинение в изнасиловании. Но сомнительное следствие, скорый суд над ним и выданный ему срок в равной мере принадлежат и биографии Хрущева. Морального эффекта это решение лишено начисто. После приговора мало кто верит, что любимец народа Стрельцов виновен. В 58-м, благодаря все тому же Хрущеву, все в стране уже знают, как долго сажали без вины. Стрельцов был еще не на лесоповале, а в Бутырке, когда начался чемпионат мира в Швеции. Стрельцов должен был на стадионе в Гетеборге выйти против сборной Бразилии, в которой тогда дебютировали Гарринча и Пеле. Но никто и никогда не увидел, что это была бы за игра, если бы в ней был Стрельцов. Он вернется с лесоповала в 63-м, в большой футбол - только после Хрущева. Полысевший, потяжелевший, он вышел на поле с другой манерой игры. Это была очевидная мудрость футбольной мысли. Он видел всех. Он связывал их всех воедино своей игрой. Защитники терялись, не в силах предугадать его пас. Иногда казалось, что эта новая завораживающая манера вытеснила его знаменитые силовые прорывы. Но это только казалось. Форвард должен прежде всего забивать - и он забивал. И в молодости, и потом. И как в молодости по-прежнему во время игры мог вдруг остановиться и стоять на поле. Он стоял и считывал игру. Он был так устроен. Стрельцов и Пастернак никогда не пересекались. Они не связаны ни поколением, ни опытом, ни происхождением. Один мог остаться просто очень большим поэтом в богатой русской литературе. Другой - просто очень большим игроком в нашем славном футболе 50-х-60-х. Но в 58-м самодурство власти подарило им вечные легенды. История быстро повторится. Брежнев своей волей вернет Стрельцова в большой футбол, но тут же сошлет поэта - Бродского. А тот получит Нобелевскую премию.